Читать книгу "30 дней моей мести - Ирина Муравская"

Сколько нескрываемого пренебрежения. Кирилла, кажется, ненавидели все её друзья. Ульяна смущённо выскользнула из капкана мужских рук, поспешно выключая начинающие подгорать котлеты. Её лицо пылало. То ли от стыда, то ли от сожаления, что их прервали.

― Иди, одевайся, подружка. Такси ждёт, ― Саша протянула ей вешалку. Отличный повод поскорее сбежать. От себя и от гостя.

― Присмотри за картошкой. Её скоро выключать.

― Да тут не только за ней надо присматривать, ― бросила вслед удалившейся фигуре Сан Саныч, сумрачно уставившись на Кирилла. — Ну и чего ты пришёл?

― Тебя забыл спросить. Я тебя даже не знаю, если уж на то пошло.

― Зато я тебя знаю. Но лучше бы не знала.

― Твои личные проблемы меня не заботят. Куда вы намылились?

― Не твоё дело.

― Моё.

― Идём мужиков нормальных искать. Если они ещё остались.

Кометов шутки не оценил. Да и шутки ли?

― Какие мужики? Сдурела?

― Вы официально больше не вместе. Она может встречаться с кем захочет.

― Это мы ещё посмотрим.

Саша желчно хмыкнула.

― Какой грозный, вы посмотрите. Что такое: что имеем не ценим, потерявши плачем?

― Ой, да заткнись уже, ― Кирилл не хотел грубить, но это массовый бабский бойкот начинал его бесить. И уже было понятно, что договорить им с Ульяной не дадут. С такой-то охраной.

― Влюбился ― добейся. Нет ― оставь в покое, ― нагнал его возле входной двери голос притаившейся в тени Кристины. Со стороны казалось, что с ним говорил голос из пустоты. ― Она человек, а не игрушка. Девушкам тоже бывает больно.

Кометов ничего не ответил, стремительно теряясь в изощрённых зигзагах лестничного пролёта. Обколупавшаяся на стенах краска, любовные послания, выведенные на них же в духе: «Даша, ты тупорылая идиотка! Я же люблю тебя» и «Здесь были Клещ, Пузырь и Начос», кислый запах из мусоропровода, смешанный с ароматом тухнувших бычков в банке из-под консерв ― он уже и не помнил, когда в последний раз бывал в подобных местах.

На первом этаже, под почтовыми ящиками и правда обнаружилась пищащая коробка. Дно её было с любовью застелено чем-то мягким, а в уголке лежали перевёрнутыми пластиковые коробочки с остатками еды. Пять слепо тыкающихся во что придётся котят среди которых мелькнул и вышеупомянутый белый с чёрным ушком. Правда милый.

Остальные были тоже красивые, но обычные: белые и чёрные с примесью серого. Этот же сразу привлекал внимание. Странно, что его не забрали первым. Хотя нет, не странно. При ближайшем рассмотрении оказалось, что у него гноились глазки. И сильно. Возможно, до слепоты.

Кирилл вышел на улицу, сел в машину, уже завёл двигатель, но завис вцепившись в руль, почти на минуту. Снова хлопнула дверца. А потом ещё раз. На пассажирское сидение поставили коробку, для надёжности пристегнут её ремнём безопасности.

― Это что? ― не понял Гриша, когда час спустя ему вручили пушистое добро.

― Найди им хозяев. С фотоотчетом.

― Не помню, чтобы в мои услуги входили заботы о живности.

― Считай, это твоё наказание за самоуправство, ― подумав, Кирилл за шкирку вынул из коробки пятнистого котёнка. ― А этого заберу я.

― Ну и нафига ты меня неделю уже таскаешь по этим своим мутным сборищам?

― Это презентация авторской коллекции-то мутное сборище? Ну да. Куда уж нам до тисканий на кухне.

― Ладно-ладно. Поняла. Не начинай.

― Вот и умница, ― Сан Саныч снова склонилась над Ульяной. ― А теперь закрой глаза и не вертись. А то стрелки кривые получатся.

― Я тоже хочу с вами, ― грустно вздохнула Кристина, щекоча забавно пыхтящего Елисея, принимающего воздушные ванны лежа голышом на постели. ― Всего две недели, а я уже чувствую себя деградирующей затворницей. Кроме как с коляской выйти на улицу, никакой движухи.

― Потерпи. Скоро он подрастёт, и можно будет оставлять его с нами дольше, чем на два часа.

― Да какие два часа? Молоко ― вода, я его с сиськи вообще не снимаю. Вечно голодный ходит.

― Тогда переходи на искусственное. И всё совсем станет просто.

― Не. Подожду ещё. Если ничего не изменится, тогда буду думать.

Саша, внимательно вглядевшись в подведённые черным карандашом глаза подруги и оставшись довольной, выпрямилась, смешно морщась и почесав детское пузико с ещё не стёршимися до конца следами зелёнки на пупке.

― Какой же ты сладкий красавчик! Тоже потом вырастешь и будешь измываться над наивными дурочками, как твоя крестная?

― Может, хватит, ― буркнула Матвеева, поправляя задравшуюся юбку свободного чёрного платья-свитера. Платье, конечно, было шикарное, очередная дорогая шмотка, которую Саша притащила с работы «пофорсить». Длинные рукава и горловина взаимозаменяли короткую длину, а высокие ботфорты выше колена и вовсе меняли образ как бы «проститутки» на «опасную кокетку».

― Не хватит. Соберись, тряпка. Где твоя сила воли? Поманил пальчиком и всё, побежала?

― Никуда я не побежала.

― Да видела я.

Ульяна сердито фыркнула. Три дня прошло, а ей всё припоминают едва не случившийся поцелуй.

― Да отстаньте вы от неё, ― вступился за подругу Паша, всё это время рубящийся в комп в той же комнате и из вежливости нацепивший громоздкий наушник только на одно ухо. Типа он с ними, но и не с ними. ― Сами никогда не влюблялись что ли безответно? А ты, ― это было обращено к жене. ― Забыла, как бегала за Петровым?

― Блин. Вот вспомнил-то, ― отмахнулась та. ― Давай ещё детский сад припомни: кто кому компоты дарил в знак любви.

― Вообще-то, мы были уже достаточно взрослыми, когда я за тобой ухаживал, а ты за ним с высунутым языком бегала. Бабы дуры, тем более, когда влюблены.

― Вот именно! ― благодарно вскинула руки Ульяна. ― Спасибо.

― Я тебе дам спасибо! ― не унималась Саня. ― Ты же не наивная школьница. Должна понимать.

В коридоре закопошились. Заскрипели петли. Почти сразу послышался стук скинутых невпопад ботинок.

― Хай, пипл. Вы где? А, вот где, ― объявившийся на горизонте Миша приветливо помахал им свёрнутым в трубочку гламурным журналом, в котором, собственно, как раз и работал. ― Видели?

― Что видели? ― не поняла Ульяна.

― Значит, нет. Зацени, ― ей протянули макулатуру, на обложке которого красовался со своей неизменной улыбкой обольстителя и занозы в заднице Кирилл Комета. «Популярный певец даёт опровержение: «Не всё, что говорит женщина стоит слушать»» гласили заглавные буквы.